Некоторое время мускулы Великана оставались напряженными, словно сведенными судорогой печали, но затем оцепенение спало, и он бережно опустил Линден на пол.

– Избранная, – промолвил он, словно почувствовав, в чем она нуждается, – для меня будет благословением, если ты займешься моей рукой. Мне больно.

«Господи помилуй! – сказала про себя Линден. – Ему больно». Локоть Великана был раздроблен так, что торчащие наружу кости при малейшем движении терлись одна о другую. Но Сотканный-Из-Тумана продолжал сражаться, а лишь только битва закончилась, принялся помогать недавним противникам. И теперь всего-навсего сказал, что ему больно! Он помог ей, помог куда больше, чем она того заслуживала.

Как только Доррис и его люди принесли все, что требовалось, Линден велела им развести костер и вскипятить воды, а сама занялась раной Сотканного-Из-Тумана. Внутренне содрогаясь, она промыла ее, соединила переломанные кости, наложила шину и туго перебинтовала руку. Но работа ее только начиналась. Оказав помощь Великану, Линден поспешила к раненым харучаям. Страшная рана заставила ее вспомнить о так и не исцеленном увечье, нанесенном песчаной Горгоной Киру, – и она полностью отдалась врачеванию, словно, принимая чужие страдания на себя, в какой-то мере искупала свою вину. Сделав все возможное для харучаев, Линден без промедления занялась пострадавшими Всадниками и служителями Верных. Она и сама не заметила, как минул день и за разбитыми воротами твердыни взошла луна. Пещеру наполнял запах спекшейся крови. Многие служители твердыни при ее приближении кричали от ужаса – со стороны победителей они ожидали лишь мщения. Но Линден не покладая рук продолжала работу. К тому же помочь она могла далеко не всем. Иные, увы, помощи не дождались. Линден была готова сказать себе, что она сделала все, что могла, когда подошедший Кайл объявил, что ее хочет видеть юр-Лорд.

Наверное, она должна была испытать потрясение, но была слишком измотана даже для этого. Перед ее глазами до сих пор стояла ужасная картина: объятый Ядовитым Огнем Ковенант, словно бы желавший выжечь из себя черноту и таким образом обратить оскверняющее пламя в святое. Однако она слишком устала, для того чтобы испытывать страх...

Аккуратно делая последние перевязки, Линден обратилась к Доррису:

– Когда Ядовитый Огонь выгорит до конца, нужно, чтобы вода вернулась в первоначальное русло. Кроме того, необходимо убрать отсюда мертвых. Пусть Ном похоронит их за воротами.

Уж это-то они заслужили. Все.

– И пусть твои люди позаботятся о них. – Линден указала на лежащих на полу пещеры многочисленных раненых в бандажах и повязках. – Они еще пригодятся Стране.

Всем сердцем принимая утверждение Ковенанта, что Сандер и Холлиан являют собой будущее Страны, Линден искренне полагала: освободившись от власти Верных, бывшие служители твердыни смогут послужить той же цели.

Доррис и Кайл смотрели на нее, ничем не выражая своих чувств. По правде сказать, у нее не было особых оснований ожидать их повиновения. Эти люди были воинами, а не врачами или сиделками. И верность свою они отдавали Ковенанту, а отнюдь не ей. Более того, Бринн и Кайл некогда обвинили ее в пособничестве Злу.

Однако харучаи не остались безучастными к просьбе Линден. Водяные девы и Верные научили их осознавать пределы своих возможностей. А великая победа Бринна повлекла за собой смерть Морского Мечтателя и открыла путь для дальнейших ухищрений Презирающего. Все эти события не прошли для харучаев даром.

– Все будет сделано, – бесстрастно заверил ее Кайл. – Ты Линден Эвери. Избранная. Все будет сделано, как ты сказала.

С сокрушенным сердцем она сделала все возможное для последнего из раненых – приняла его последний вздох, ибо была всего лишь женщиной и не могла повсюду поспеть вовремя, и, распрямив затекшие колени, пошла за Кайлом к выходу.

Случайно оглянувшись, она увидела маячившую около разломанных ворот черную фигуру. Вейн вернулся. Каким-то образом он узнал о поражении Верных и счел возможным вновь присоединиться к отряду. Однако Линден не стала задаваться вопросами о том, где был да что делал все это время отродье демондимов. Вступив в один из каменных коридоров, она потеряла его из виду и почти сразу же забыла о нем.

Кайл вел ее вглубь Ревелстоуна. Напряжение и усталость прошедшего дня почти начисто лишили ее способности ориентироваться в пространстве: она понятия не имела, где находится по отношению к Залу Даров, и лишь угасающие эманации Ядовитого Огня позволяли ей определить, в какой стороне лежит святилище. Но, оказавшись в широком тоннеле, выводящем к источнику серебристого свечения, она поняла, куда доставил ее Кайл.

Тоннель завершился обширным круглым залом или двором. Вокруг с равными интервалами располагались двери, по большей части закрытые, а поверху, под самым потолком, находились окна, сквозь которые помещение могло просматриваться с других уровней твердыни. Но узнала она это место лишь потому, что полированный гранит пола рассекала глубокая трещина и пол этот светился тем же серебристым огнем, что и кольцо Ковенанта. И щель, и свечение были следствием совершенного здесь Ритуала Предсказаний, в ходе которого открывшаяся истина толкнула Ковенанта на поиски Первого Дерева. Увы, это была не вся истина, и полученное знание открывало путь лишь к уготованной Фоулом западне. Подумав о том, что могло открыться Ковенанту сейчас, Линден поежилась.

Но в следующий миг в проеме одной из дверей она увидела его самого – и позабыла обо всем. Глаза Линден были полны серебристым светом, она едва видела, как он отпустил Кайла и выступил ей навстречу.

Немая от стыда и томления, Линден шагнула вперед, чувствуя, что одного его вида достаточно, чтобы обжечь ее исстрадавшееся сердце. Он стоял перед ней, светящийся чистотой и омытый слезами. Все посторонние мысли, все страхи были забыты – оставались лишь он, чистота и свет. Линден понимала одно: он пришел сюда не для того, чтобы укорять ее. Несмотря на это, она попыталась обратиться к нему с мольбой о прощении, но так и не вымолвила ни слова. Даже сейчас, когда глаза ее застилали слезы, она ощущала его каждым своим нервом, воспринимала все эманации его души и тела. И то, что она почувствовала, заставило ее замереть.

Ковенант был чист. Он весь лучился чистотой и той непреклонной решимостью, которая покорила ее с самого начала. Он уцелел несмотря на Ядовитый Огонь, несмотря на то, что порывалась сделать с ним она. Но нечто в нем изменилось, изменилось так, что в какой-то миг, пока она пыталась разобраться в своих ощущениях, ей даже показалось, что он больше не прокаженный.

Яростно моргая, Линден пыталась восстановить зрение.

Первым делом в глаза ей бросилось то, что Ковенант сбрил делавшую его похожим на жреца или пророка бороду. Он – об этом говорил цвет выскобленных щек – сбрил ее простым ножом, не прибегая к помощи дикой магии. Но суть произошедшей перемены заключалась, конечно же, не в этом. Перемена была внутренней, она затронула самую основу его личности. Приглядевшись, Линден почувствовала, что проказа осталась с ним. Пальцы и ступни были по-прежнему немы. Болезнь гнездилась в тканях его тела. Но, несмотря на это, он был чист. Нечто, пятнавшее его, преобразилось или исчезло.

– Линден, – промолвил Ковенант так, словно позвал ее сюда лишь для того, чтобы произнести ее имя.

Она чувствовала, что, невзирая на некую внутреннюю противоречивость, он обновился. Казалось, будто его покинули все сомнения; а мучительное самоосуждение и самоотречение в горниле Ядовитого Огня чудесным образом превратились в уверенность, ясность и чистоту. Создавалось впечатление, что ему удалось избавиться от насланной Презирающим порчи.

– Это... Как тебе удалось?..

Сформулировать свой вопрос она так и не смогла.

В ответ Ковенант улыбнулся – и в какой-то ошеломляющий миг улыбка его показалась той же, что была на его устах, когда он отдал свою жизнь в обмен на жизнь Джоан, предал себя Злу Фоула ради ее освобождения. Улыбка, исполненная столь высокой доблести и печали, что Линден едва не разрыдалась.