У глядевшей на него Линден перехватило дыхание. Он держал клинок онемелой, дрожащей от усталости рукой. Но вмешиваться она не стала, ибо инстинктивно чувствовала, что сейчас риск для него необходим.

Как только щеки Ковенанта были начисто выскоблены, Линден вздохнула с облегчением и, набрав в ладони воды, смыла с его лба полоску сажи, казавшуюся ей зловещей. А затем увлекла его под сень росшего неподалеку могучего дуба, решив, что Великаны могут и подождать.

Но тут неожиданно она ощутила неистовый крик дерева вырвавшийся из земли и заполнивший собой воздух. Вскочив на ноги, Линден принялась озираться по сторонам, пытаясь понять, что же могло так уязвить дерево.

Крик нарастал, хотя никакой видимой причины обнаружить не удавалось. Листья и ветви дерева трепетали, по коре побежали трещины. Окрестные Холмы напряглись, словно их охватил страх. Линден ощущала все это, но не видела ничего подозрительного – кроме того, что Вейн и Финдейл куда-то запропастились.

А затем из терзаемого мукой дерева выплыл Финдейл. Приняв человеческий облик, он встретил взгляды Линден и Ковенанта. Выглядел он пристыженным и тут же, словно оправдываясь, заговорил:

– Разве он не порожден Мглой? Разве его создали не юр-вайлы, всегда служившие Презирающему? И вы продолжаете верить не мне, а ему! Его необходимо убить.

Безмолвный вопль дуба разрывал Линден сердце.

– Негодяй, – вскричала Линден. – Что ты делаешь? Ты убиваешь дерево! Здесь, в Анделейне! В единственном месте, где еще сохранялся мир.

– Линден, – непонимающе спросил Ковенант, – в чем дело? – Не обладая видением, он знать не знал об ужасающей агонии дерева.

Ответ последовал сам собой. В следующее мгновение ствол дуба с оглушительным треском расщепился, и оттуда вышел Вейн. Все еще трепетавшее дерево умирало, он же остался неповрежденным. И как всегда безучастным ко всему, включая пытавшегося убить его Финдейла.

Холмы погрузились в печаль.

– Это ужасно, – хрипло промолвил потрясенный Ковенант. – Ты, наверное, гордишься собой.

– Неужто ты и впрямь веришь ему, – произнес в ответ Финдейл так, словно его голос доносился издалека. – Тогда я и впрямь пропал.

– Я не доверяю ни одному из вас – ни ему, ни тебе, – промолвил Ковенант, обнимая Линден за плечи. – Но хочу, чтобы ты никогда больше не делал ничего подобного.

– Я буду делать то, что должен, – ответил элохим, на сей раз твердо. – Я с самого начала поклялся не позволить ему исполнить его предназначение.

С этими словами он принял облик ястреба и взмыл над деревьями.

Линден и Ковенант остались рядом с загубленным деревом. Вейн стоял перед ними, будто ничего не случилось. Какое-то время Линден ощущала боль дерева столь остро, что не могла даже шевельнуться. Но постепенно Анделейн устранил боль из воздуха и почвы, и она пришла в себя.

Ковенант встревоженно повторял ее имя. Встряхнув головой, Линден попыталась успокоить его:

– Со мной все в порядке.

Это было не совсем так, но Холмы уже начинали улыбаться, и даже ручей, казалось, возобновил прерванное ужасом веселое журчание. Но дерево умирало – повреждение оказалось слишком сильным, и оно не могло с ним справиться.

– Старые Лорды... – пробормотал Ковенант скорее для себя, чем для Линден. – Кое-кто из них мог бы исцелить его.

«Так же как и я, – едва не ответила вслух Линден. – Так же как и я, будь у меня твое кольцо. Я могла бы спасти все это». Но она смолчала, надеялась, что лицо ее не выдало. Линден опасалась своего настойчивого тяготения к силе, пусть эта сила и была способна положить конец Злу.

Но Ковенант не обладал ее способностями и не мог ощущать ее мысли и чувства. К тому же его ослепляли собственные гнев и печаль. Коснувшись руки Линден, он указал вперед. Они перемахнули через ручей и вместе продолжили путь среди холмов.

Остаток дня был бы для Линден воплощением благодати, когда бы не горькая память о загубленном дереве. Однако Анделейн с его благословенной кротостью, радостным изобилием зелени являл собою подлинное торжество жизни – естественной, здоровой и прекрасной. Алианта и ключевая вода, чистый воздух и ароматы цветов наполняли ее жизненной силой. Через некоторое время к ней и Ковенанту присоединились вылезшие из-под развесистой ивы Первая и Красавчик. В волосах Великанов застряли листья, глаза их загадочно и довольно поблескивали. При виде друзей Красавчик разразился смехом, напоминавшим его прежний смех, жизнерадостный и беззаботный. Первая встретила их столь редкой на ее прекрасном, но суровом лице улыбкой.

– Вы только взгляните на себя, – с шутливым укором промолвила, поддразнивая Великанов, Линден, – что за стыд. Эдак вы и сами не заметите, как обзаведетесь младенцем.

По лицу Первой промелькнула тень, но Красавчик весело фыркнул, а потом с деланным неудовольствием пробурчал:

– Убереги нас Камень и Море. Ребенок, рожденный этой женщиной, наверняка выйдет из чрева со щитом и мечом. Разве можно зачать эдакое чудо в беззаботном веселье?

Первая нахмурилась и, скрывая смех, пробормотала:

– Потише, муженек. Или тебе недостаточно того, что один из нас явно спятил?

– Достаточно? – воскликнул он. – С чего бы это? Я не прочь повторить. Мне это пришлось по нраву.

– Айе, – прорычала Первая в деланном раздражении. – Конечно. Что тебе не по нраву, так это сдержанность и благопристойность. Ты сущий бесстыдник.

Видя, что Ковенант улыбается шуточкам Великанов, Линден и сама расцвела от удовольствия.

Однако она все еще помнила о предсмертной агонии дерева, да и исчезновение Финдейла не могло не тревожить: кто мог сказать, что еще придет ему в голову. Вдобавок – об этом не хотелось и думать – уход Лесного старца неизбежно должен был как-то сказаться на Анделейне, да и цель их похода оставалась прежней. Причем она так и не смогла уяснить, чего же рассчитывает Ковенант добиться, встретившись с Презирающим. Каер-Каверол как-то предрек, что именно ей предстоит пробудить мрачные тени. Она искренне радовалась и за Красавчика, и за Ковенанта, которому беззаботное веселье Великанов явно поднимало настроение, – но слов Лесного старца не забывала.

Когда над Анделейном стали сгущаться сумерки, Линден ощутила легкую дрожь тревоги. Ночью по Холмам бродили Умершие. Старые друзья Ковенанта, разделявшие с ним память о прошлом, в котором ее не было, женщина, которую он изнасиловал, и дочь этой женщины, любившая его и в безумном желании отвратить от него рок нарушившая Закон Смерти... Линден не желала встречаться с этими величественными тенями. Они воплощали минувшее, и ей не было среди них места.

Спутники остановились у струившегося по устланному тончайшим песком ложу кристального ручья, над которым высился раскидистый золотень. Землю устилал мягкий ковер зеленой травы, вокруг в изобилии росла алианта. Прекрасное расположение духа и «глоток алмазов» сделали Красавчика словоохотливым. Пока сгущалась тьма и на небе загорались звезды, он подробно описывал долгий и бурный Великлав – совет Великанов Дома, на котором было принято решение организовать Поиск и поручить его жене этот Поиск возглавить. Деяния жены он расписывал с преувеличенным пафосом, подтрунивая над ее доблестью. Однако порой в голосе его чувствовалось чрезмерное, лихорадочное возбуждение, свидетельствующее о том, что память о пережитом оставалась с ним. Анделейн дал ему много, но не мог заставить забыть об избиении невинных людей в Ревелстоуне, равно как и избавить от тревоги за будущее. Через некоторое время Великан смолк, и на смену веселью пришло тревожное ожидание.

То и дело мелькавшие во тьме огоньки казались растерянными, словно они искали и не могли найти музыку Лесного старца. Ковенант казался усталым и выглядел не лучшим образом. Похоже, он не только желал встречи с Умершими, но и страшился ее.

Прервала молчание Первая.

– Эти Умершие... – задумчиво начала она. – Я понимаю, что они не могут обрести покой в силу нарушения Закона Смерти. Но почему они собираются именно здесь, где все прочие Законы, разрушенные в других краях, продолжают действовать? И что побуждает их обращаться к живущим?